В новом фильме-катастрофе Вольфганга Петерсона "Посейдон" главную роль сыграл знаменитый Курт Рассел. Интервью с этим актером мы предлагаем читателям WMJ. В новом фильме-катастрофе Вольфганга Петерсона "Посейдон" главную роль сыграл знаменитый Курт Рассел. Интервью с этим актером мы предлагаем читателям WMJ. В приключенческом экшне Рассел играет пенсионера – пожарника Роберта Рамзи, который оказывается на борту корабля со своей прекрасной дочерью и ее нервным бойфрендом. Огромная волна возникает из ниоткуда и переворачивает лайнер – такова завязка сюжета. Вовлеченный в действие неожиданными событиями, Рамзи помогает найти дорогу небольшой группе пассажиров, выбирающихся с корабля, который стремительно погружается под воду. – Как Вы сами относитесь к этой роли и к своему персонажу? – Роберт Рамзи не похож на многочисленных иронических героев, которых я сыграл в прошлом. Он ищет свою дочь, он человек, у которого есть прошлое. Полагаю, Вы обнаружите небольшие детали в этом персонаже. Например, его отношение к празднованию Нового года – смело можно сказать, что он человек, с которым стоит иметь дело. Я не испытываю к своим ролям ни любви, ни ненависти. Я считаю, что если читаешь хороший сценарий или если есть режиссер, у которого хочется сниматься, то все замечательно, этого достаточно. В данном случае так оно и было. Я действительно хотел работать с Вольфгангом.– И как Вам этот опыт? – Петерсону не нужно было находиться вместе с нами там, под водой, для того чтобы его считали хорошим режиссером. Каждый кадр, каждый дубль, способ, которым снимается кино, стиль фильма – все это заслуга Вольфганга. Абсолютно все. Я работал с огромным количеством режиссеров во множестве фильмов. Мне есть с чем сравнить. Одной из причин, по которой мне очень хотелось работать с Вольфгангом, было то, что я знал: это сотрудничество будет очень легким. "Что я должен делать?", "Что это ты хочешь показать?" – такими репликами мы обменивались и постоянно были в диалоге. И он, и я сам – мы обожаем так работать. Но, по мере того как мы планировали снимать и снимали, мы воплощали в жизнь взгляд Вольфганга на то, какой должна быть картина. Он настоящий режиссер. – «Посейдон» – фильм-катастрофа, в нем масса экстремальных моментов. Никаких травм не было? – Это довольно тяжелое сочетание: дым, огонь, старый хлам, разбросанный в воздухе и в воде. Раны и ушибы обычно часть таких съемок. К тому же я подхватил грипп H, но не принимал антибиотики. Поэтому около месяца очень плохо себя чувствовал. Мне кажется, эта болезнь появилась оттого, что в фильме был реквизит 1933 года. Это старые вещи, а грипп Н – старый вид гриппа. Я выздоровел, но потом у меня был свищ, я вылечился и чуть позже подцепил пневмонию. Как раз когда мы снимали сцену со вспышкой молнии, у меня было воспаление легких. После того как мы отсняли этот эпизод, я получил 10 дней на восстановление сил. В этом смысле мне повезло. А еще мне повезло, что в последние три недели съемок фильма, которые в основном проходили под водой, я был здоров. – Мощные взрывы занимают центральное место в фильме. Вы никогда не ощущали, что по сравнению с ними Ваша роль второстепенна? – Я рассматриваю только само шоу и отлично понимаю, в чем состоит ценность актера. Если работаешь над такой картиной, как "Посейдон" или "Обратная тяга", работаешь прежде всего с энергией, заложенной в самих событиях. Да, это преимущество, особенно в ситуации, когда хочешь сделать картину "живой", а не просто результатом компьютерной графики. Стремишься к тому, чтобы играть настолько хорошо, насколько можешь, чтобы помочь рассказать историю так, как ее хочет рассказать режиссер. – Соглашаясь на роль, Вы никогда не сожалеете потом? Не говорите себе: "О, в этом фильме мне не удалость сделать то, что я хотел?" – Я считаю, что бы актер ни собирался сделать в фильме, нужно делать это, максимально используя свои способности. Тогда и упрекнуть себя будет не в чем. – Вам сложно говорить о гибели вашего героя в фильме "Посейдон"? – Желание работать с Вольфгангом и сцена гибели героя – это две основные причины, почему я подписал контракт на съемки. Вольфганг ждал, когда он сможет сделать этот фильм, он хотел, чтобы я сыграл эту роль. Единственное, чего хотел я, так это сыграть в сцене, когда герои тонут. Это великая сцена. Действительно, я глубоко изучил этот вопрос и многое узнал о разных способах утонуть. Я выбрал один из этих способов, который, как я считал, будет интересен, ведь так можно еще глубже раскрыть образ моего героя. Я подошел к Вольфгангу и сказал: "Я хочу сделать что-то вроде "Моста через реку Квай". Он спросил меня: "Что это?" "Я хочу, чтобы у зрителя не было полной уверенности в том, что герой погиб до того, пока он не сделает все возможное, чтобы изменить ход вещей. Заставить зрителей говорить: "Я не знаю, что с героем, трудно сказать". Трудность была в том, что на съемках этой сцены в действительности приходится доверять себя кому-то, кто придет и даст тебе кислорода, когда он тебе понадобится. Психологически это очень трудно. Съемки проходили в комнатах с прозрачным потолком и стенами. К тому же из-за освещения были практически не видны вещи под водой, это экстремально. В этой сцене мне пришлось фактически пройти через смерть, хоть и длилось это состояние всего мгновение. Я испытал что-то вроде короткого забвения, когда и сам не знал – жив я или мертв. Я попросил Вольфганга: "Если увидишь, что я совсем плох, вмешайся и дай мне вдохнуть кислорода. Я не хочу отказываться от этой сцены, но и умирать не хочется". Вольфганг был на расстоянии 500 ярдов от меня, он смотрел в монитор над водой. Снять эту сцену было непросто, но Вольфганг талантливый режиссер, и все получилось превосходно.
