«Кислород» уже назвали самой скандальной премьерой года. О новом фильме, восприятии творчества и о смысле жизни – режиссер Иван Вырыпаев. Иван Вырыпаев, 35лет, режиссер, драматург, сценарист Герой моего новогофильма – текст. Задача в том, чтобы он прозвучал. Все остальныекомпоненты фильма – актеры, декорации, костюмы, страны – работали нато, чтобы текст попал в зрителя. Не просточтобы был им услышан, а чтобы попал в него эмоционально. Принцип такой: тыслышишь и ты видишь. По этой причине «Кислород» невозможно показатьиностранному зрителю. Его нельзя субтитром дублировать – он перестает работать.Его можно только дублировать реплика в реплику. Это минус. Здесь нет сюжета как такового, а есть сама тема, и сюжет складывается из текста. Когдая делаю фильм, всегда представляю себя на месте зрителя. И никогда по-другому.И для нас всех, для всей команды, нет такого фильма, который бы мы сделали, апотом показали зрителю: мы сразу самиявляемся зрителями. И привлекаем с собой мысленно других людей. Если бы у нас небыло уверенности , что наш текст можно прослушать, ни за что бы наэто не решились. Мы руководствовались тем, что однажды этот текст уже слушали,пускай и в театре. И все, что нужно сделать,– это найти язык кино, который позволил бы другими способами добиться того жерезультата. Когда мы играли натеатре, текст попадал в зрителя с помощью игры актера,непосредственно здесь и сейчас, с помощью его пота, его слез. В кино этаистория не работает: здесь работают сюжеты. Так что способом стал сам ритмтекста, монтаж и видеоизображение. Поэтому сам фильм создавался из зрительного зала. Для поклонниковспектакля «Кислород» фильм не будет представлять особого интереса: онсделан для человека, который в первый разслышит этот текст. Ведь большинство людей в нашей стране не видели спектакль, им будет интересно. Мы хотим, чтобыфильм породил эмоциональный вопрос, не простоинтеллектуальный. Чтобы человек мог сказать: да, меня это волнует, эта историяпро меня. Вот из этой серии. Чтобы сердце зрителя как-то откликнулось. Я снял фильм так,как хотел. Фильм выходит на суд зрителя таким, каким я его хотел сделать. Еслион не получился, это моя вина. Не на что свалить.У меня, простогочеловека, нет ответов на глубокие вопросы , связанныес десятью заповедями, убийством, смертью, жизнью. Когда мне было 28 лет и я только приехал в Москву, меня раздирали этивопросы, я просто их зафиксировал – как обычный человек, который живет в этомгороде. Это просто та энергия, зафиксированная. Она и послужила успехуспектакля, потому что она подлинная. Все люди, которые участвуютв войне , виноваты. Моя позиция, позиция группы и авторапьесы очень простая: в войне нет правых. Именно мысль, что в войне есть правые,приводит нас к следующей войне. Здесь все виноваты, погибают люди, нет правил.Можно взрывать женщин и детей, стариков, насиловать женщин – потому что война.И единственный способ избежать этого – это избежать войны. До тех пор, пока мыне придем к такой точке зрения, война будет продолжаться. Мы впутываемрелигию в войны. Согласитесь, террористы взрывают свои домапо-настоящему, конечно, не из-за бога. Но формально их причина – религия.Значит, это не религия плохая, а те люди, которые вмешивают великое учение,например ислам, иудаизм или христианство,в свои социально-политические мотивы. Вот этивопросы задаются в фильме. И это проблема, о которой мы должны сегодняговорить. Только один фильм в мире можно снимать – антивоенный. Нельзя сниматьфильм ПРО войну. Когда мы слышимзаповеди , мы больше не воспринимаем их как настоящее. Онипревратились для нас в рутину, риторику. Мы слышим все время: «Не убий!» – и все. А почему «не убий»? Почему нельзяубивать? Мы убиваем коров, едим эскалопыиз свинины. Почему нельзя убить человека? Пожалуйста – берите ружье. Почемунельзя воровать? Иди воруй. Если нельзя –надо задуматься об этом. Почему нельзя так делать? Каждый философ и каждыйхудожник, живущий на этой земле, вынужден постоянно заново напоминать нам обэтом, а мы должны снова для себя оживлять эти заповеди. Бог – это воздух , это то, без чего нельзяжить, а не просто то, что может быть или не быть. Это не проповедь повоскресеньям. Это жизнь. Попробуйте убрать воздух – что будет? Вот о чем речь.Это не скандал, а изучение. Сейчас я делаюспектакль о смерти. Собираю материалы, разговариваю о ней с разнымилюдьми. С теми, кто болеет раком или СПИДом, или просто с пожилыми людьми. Длячеловека, который умирает, вопрос «что будет на том свете?» не являетсяфилософским. Он больше не философский. Это вопрос конкретный. Что со мной будетчерез две недели? А не вообще, есть ли богна Марсе или что-то еще. И вот эта конкретика,его жизнь в эти последние две недели,стоят всей его жизни. Вот самое главное и интересное в жизни. Болезнь тожедается нам Богом. Потому что это очень сильная, важная вещь в твоей жизни. Этопомогает понять то, что ты не можешь всилу своей лени осознать за всю своюжизнь. Ты наполняешься этой духовностью здесь и сейчас. И понимаешь, для чегоживешь.Я не являюсьпримером для подражания , потому что нестабилен в своемдуховном пути. И, наверное, меня нельзя вынести как пример: вот смотрите, какоймолодой герой. Я даже так скажу: я не являюсь героем своего произведения. Геройв «Кислороде» более симпатичный, чем я. И он гораздо устремленнее. Конечно, раз я написал пьесу, меня волнуютэти проблемы. Но сказать, что я – такой Чацкий, я не могу. Хотя Чацкие нужны, инужны декабристы, которые совершают вроде бы странный поступок и потомпогибают. Нужен такой человек, как Прометей. Я не являюсь таким человеком. Номогу написать про такого человека. У каждого своепредназначение. Когда я сам игралэтот спектакль , мне было 28, 29, 30. Спектакль шел четыре года,игрался много. Когда мне стало 32 года, я уже понял, что как-то не могу большеиграть в нем. Я и в 28 лет не очень походил на героя, а в 32 у меня уже точноне было того максимализма. Та искренность, максимальная искренность, она у меняесть, конечно, но ее недостаточно. Да и потом,я плохо выглядел, потолстел. И вообще куда-то провалился. Как-то я сам просебя сказал, что я человекбез совести: трудно сказать серьезно осовести. В общем, тогда я перегнул палку. Нет, с совестью у меня все в порядке.Я избавился от этого комплекса – осуждать себя. Мне неизвестнаревность , я вообще неревнивый человек. Согласитесь, этонеправильно – ревновать. Ты же не можешь любить человека и одновременно думатьпро него нехорошо. Это очень странно. То есть я люблю человека, которого считаюхорошим, и мне не придет в голову что-то подобное думать о нем. Я был женат три раза , и все мои жены были прекрасными женщинами, и подумать о них хотя бычуть-чуть плохо невозможно. Они самые лучшие на земле и остаются такими. Тутнадо разобраться с ревностью. Когда человек ревнует, надо подумать: значит,что-то внутри не то. Меня кто-тоназывает пророком. Я не чувствую себя в роли пророка. Этот фильм неможет быть пророчеством. Что это вообще значит – пророчество, и кто эти пророки– неизвестно. Просто удалось написать актуальный текст. Это не значит, что онкакой-то там великий. Просто он написан в поэтической манере, а это делает егоактуальным, потому что только возвышенное остается. Всегда нужен такойсовременный текст. Я раньше думал, чтонадо быть предельно понятным , чтобы тебя всепоняли и не обвиняли. Потом я понял, что это, к сожалению, невозможно. Всеравно кто-то скажет, что я пропагандирую наркотики. Кто-то скажет, что,наоборот, не хватает. Тебя всегда будут обвинять. Так устроено.
