Культура

Дмитрий Нагиев: "Я только начал избавляться от комплекса ненужного актера"

Дмитрий Нагиев

Мы встретились с Дмитрием на съемочной площадке фильма Романа Доронина "Парадокс".

Дмитрий Нагиев

Мы встретились с Дмитрием на съемочной площадке фильма Романа Доронина "Парадокс". В последнее время Нагиев все реже появляется на ТВ и все чаще снимается в кино и играет в театре, чему он несказанно рад.

- Вас легко вывести из себя?

Знаете, если я поймаю того человека, который однажды пытался меня сфотографировать из дома напротив, я долго рассусоливать не буду - ударю в морду. А с другой стороны, я в принципе стараюсь не попадать в такие ситуации. Как говорят американцы, "не ходите в рестораны, где могут обидеть вашу девушку". Я и по улице редко хожу. Седьмая заповедь - "Не искушай". Вот я и не искушаю. У меня в машине темные стекла, меня никто не видит. А по улице стараюсь перемещаться короткими перебежками. Дебилов-то вокруг полно. Кто-то любит меня, а кто-то, как я понимаю из общения с вами, не очень. По этой причине мой сын в детстве ездил в лагерь под другой фамилией. Я не хотел, чтобы его дергали. Мне хватило эпизода, когда однажды ему было плохо и нам с женой пришлось вызвать "скорую помощь". Сына увезли в больницу, а наутро, когда я пришел к нему в палату, увидел, как врачи, медсестры, уборщицы и повара заставляют его рассказывать о том, как он живет. Тогда они еще не смотрели программу "Окна", а уже были такими дураками...

- По улице спокойно пройтись вы не можете, сына вам приходится прятать… Зачем вам нужна такая популярность?
Сейчас уже не нужна. А в свое время очень была нужна! Есть ведь разные стадии популярности. Первая называется "Неважно, что я делаю, важно, что я существую". И когда я вел "Окна", я именно этим и занимался - доказывал, что я есть. Поверьте, если бы меня в то время пригласил сниматься Джеймс Кэмерон, я бы никогда не пошел в программу "Окна". Но меня в кино никто не звал. Я начал в фильме Невзорова "Чистилище", и после этого мне стали делать какие-то интересные предложения. Но потом случился дефолт, и все пошло прахом. Пришлось начинать все с нуля, я год сидел без работы. И дальше я просто честно делал то, что мне выпадало делать. Хотя иногда в студии я ловил себя на мысли: "Боже, куда я попал?" Но другого выхода у меня не было.

- У человека всегда есть выбор. Разве не так?
Ну, если бы мне кто-нибудь предложил хороший и трудный путь к славе, я, возможно, выбрал бы его. Но у меня был только плохой и легкий, если можно так выразиться. Меня не рвали на части режиссеры - что я буду лукавить? Я катался по Средней Азии с монологами, песнями и плясками, и тут мне довольно неожиданно предлагают работу на телевидении…

- И вы понеслись сломя голову?
Нет, не понесся. Скажем так: с достоинством пошел, но быстро... Знаете, сейчас я даю интервью и все-таки немного рисуюсь. А если бы мы сидели за бутылкой, как друзья, которых у меня, кстати, совсем немного, я бы просто тебе сказал: "Ну что ты до меня до*бался?! Мне, бл*дь, жрать нечего было! И выбора никакого не было - просто, сука, нужна была работа, любая!" Вот когда у тебя закончатся хорошие герои, тебе придется брать интервью у тех, кто тебе неинтересен. И ты будешь брать, потому что это твой заработок.

- Не буду, честно.
Значит, ты эгоист.

- А вы не эгоист?
Я не нравлюсь тебе, но я всегда приносил фрукты в свою семью. А вот ты мне нравишься, зато со своими принципами ты можешь оставить близких голодными. Что лучше? Я бы на твоем месте пошел брать интервью у кого угодно. Потому что в свое время слишком долго голодал.

- Прямо-таки голодали?

Да, в прямом смысле - еды иногда не было! Мы с мамой очень бедно жили. Потом я ушел в армию, и ушел не от хорошей жизни: меня поймали на одном деле, и у меня было ровно три дня, чтобы выбрать между службой и тюрьмой. А потом я вернулся из армии и поступил в театральный. А потом у меня родился ребенок. Стипендия была 30 рублей. Мы варили один кусок мяса в неделю, резали его на малюсенькие квадратики и давали ребенку с пюре. И когда мне бл*дский Комиссаров позвонил и сказал: "Приезжай, мы под тебя сделаем программу", мне было абсолютно наплевать, кто что обо мне подумает. Потому что мне важно не твое мнение, а благополучие моих родных и близких. А еще есть такое понятие, как тщеславие. Кто-то из великих сказал: "Человек может отказаться от денег, может отказаться от женщин, но если у него есть хоть капелька тщеславия, оно сожрет его с потрохами". У актеров это чувство гипертрофировано. Когда некий артист говорит в интервью: "Я пришел в эту профессию, чтобы достучаться до людей, рассказать им о самом главном", я сижу и думаю: "Ну кому ты, бл*дь, паришь мозги?" И когда мне предложили вести "Окна", я первым делом подумал, что это деньги, это пропуск в Москву, это возможность обрасти связями. Нельзя было отказывать! На эту тему есть анекдот: "В бане моются красивая молодая девушка и старуха. Старуха спрашивает: "К тебе, наверное, мужики липнут?" - "Еще бы!" - отвечает молодая. "А ты никому не даешь?" - "Конечно!" - "Дура, доживешь до моих лет - о каждом жалеть будешь!" Это теперь я, слава богу, могу из чего-то выбирать. И я только сейчас начинаю избавляться от комплекса ненужного артиста.

- Большие режиссеры - это кто?
Это такой собирательный образ. Когда я поступал в институт, я не отдавал себе отчета, какая фамилия у этого большого режиссера. Это был некий гибрид Сокурова, Михалкова, Кончаловского... И вот таким витиеватым путем я в этом направлении иду. У меня сейчас есть хорошие спектакли. Что бы ты про меня ни думал, спектакль "Кыся" самый кассовый в стране на сегодняшний день.

- Вы, как актер, учились у кого-то из своих коллег, подсматривали за кем-нибудь?
Безусловно. И до сих пор подсматриваю. Но за кем именно, я тебе не скажу, это моя лаборатория. Я считаю, что хорошо украденное не является украденным. Вот если ты меня поймаешь и скажешь: "Дружище, я тут понял, у кого ты все спер!", тогда... я буду шлифовать мастерство дальше.

- Я на досуге прочел в Интернете некоторые факты из вашей биографии. Это правда, что в армии вас били, ломали вам ребра, нос?
Да, служба была отвратительная. Я застал ту дедовщину, о которой еще писал Веллер. Пускай это уже был не самый ее расцвет, но все равно жуть. Сейчас, оглядываясь назад, я иногда сам себя начинаю уговаривать: мол, это были хорошие годы, прекрасная школа жизни... Но если по-честному, вранье это. Никакая это не школа жизни, а пустая трата времени и здоровья.

- А вы, когда сами стали "дедом", били "духов"?
Сейчас мне кажется, что нет. Но кто-то, может быть, и вспоминает меня как зверя…

- Не понимаю. Били или нет?
Кажется, нет.

- Что значит кажется?! Разве такие вещи можно не помнить?
А я вот не помню! По-моему, не бил. А может, что-то и было... Нет, кажется, нет. Вот меня били, помню. Знаешь, это все из-за моего дурацкого духа противоречия - никому не нужного на самом деле. Скажем, в армии, где все говорят только матом, я дал себе слово: как бы мне ни было тяжело, я не буду ругаться вообще. А еще я никогда не бежал к столу с маслом. Шел спокойно, с достоинством, и мне всегда доставались какие-то ошметки. Сейчас думаю, что такая самость там была абсолютно не к месту. А тогда мне казалось, что вести себя надо именно так и никак иначе.

- По-моему, вы вели себя как настоящий мужчина.
Да ни к чему это там... Я, когда еще маленьким был и только начинал заниматься самбо (сейчас Нагиев мастер спорта. - Прим. OK!), решил воспитывать в себе смелость и специально ходил через дворовые банды. Шел по улице, видел толпу гопоты - и не сворачивал, пер напрямик. И меня били. Мне казалось, что таким образом я воспитываю в себе смелость.

- А разве не так? В драке важно не бояться того, что тебя могут побить.
Ерунда это. В драке самое важное - уметь избежать ее.

- Правда, что вы лежали в психушке?
Ну ты вспомнил… Это когда было-то! Мне тогда 18 лет только исполнилось. И лежал я всего пару дней. Быстро понял, что это не мое. (Смеется.)

- А как вы туда попали?
Вены себе резал. Из-за несчастной любви. Родители вызвали "скорую", и меня отправили в психушку.

- Но вы, как большинство подростков, для показухи их резали? Или на полном серьезе?
Надеюсь, что нет. По крайней мере, тряпочку я подстелил, чтобы пол кровью не запачкать. (Смеется.) А на вопрос психолога "Будешь еще так делать?" я четко ответил: "Нет".

- А сколько у вас детей?
Пока один.

- Еще хотите?
Я - нет. (Смеется.)

- А правда, что вы развелись с женой Алисой из-за книги, которую она о вас написала?
Нет, книга вышла позже. Причем книгу эту я до сих пор встречаю в магазинах. Продается в разделе "Жизнь замечательных людей". (Смеется.)

- Вы читали ее?
Да.

- И что можете сказать?
Там много правды.

- А неправды?
Скажем, там есть некоторый художественный вымысел. У Алисы хороший слог, и не случайно сейчас она выпустила уже другую книгу, никак не связанную со мной.

- Как вы считаете, она хорошо о вас написала? Если в целом?
Она написала с болью. При этом у нас до сих пор очень хорошие отношения. Мы развелись как интеллигентные люди.

- Разве интеллигентная женщина может выставить на показ личную жизнь любимого, пусть и бывшего?
К ее чести, она дала мне прочесть черновики. Сейчас уже можно об этом сказать, а тогда она делала пиар, поэтому нужно было сохранить завесу таинственности. Я прочел все заранее и то, что мне категорически не понравилось, вычеркнул.

- Что именно?
Алиса сильно преувеличила количество моих сексуальных похождений.

- То есть ваша репутация ловеласа, о которой шушукаются в останкинских коридорах, это вранье?
Нет, это про меня. (Смеется.) Но моя жена, обладая свойственной всем женщинам подозрительностью, приписала мне моменты, которых не было. Поскольку в книге много конкретных фамилий, я объяснял ей: "Дорогая, здесь ты ошиблась в расчетах. У меня там ничего не было".

- Вы боитесь ада?
Да. Но я готовлю себя к жизни в раю. По крайней мере, оправдание всем моим грехам у меня в голове есть.

- Согласитесь, оправдание и раскаяние - разные вещи.
Я каюсь! Я много неверных поступков совершаю, но, как Табаков в фильме "Двенадцать стульев", жутко краснея.

Евгений Левкович, ok-magazine.ru